Историки монашества обычно избирают объектом своего исследования крупные и значимые в истории России обители. В то же время основная масса небольших монастырей, которые составляли живую ткань повседневной жизни провинции, зачастую остаются за рамками профессиональных интересов. Особенно это относится к ранним этапам их истории, что обусловлено узкой источниковой базой и спецификой работы с документами. В то же время их изучение крайне важно, поскольку оно позволяет понять, как возникали монастыри и в чем заключались особенности этих процессов в разных регионах, проанализировать внутреннюю жизнь небольших монастырей и сравнить ее с крупными обителями, понять роль монастырей в экономической и духовной жизни доиндустриального общества, когда православие играло особую роль в жизни русского народа.

Система православных обителей в Приуралье сложилась за сравнительно короткий период времени: с середины XVI до конца XVII в. Именно в это время активно шла колонизация Вятского края, в том числе и церковная. В этом процессе монастыри становились активными центрами освоения новых земель, создания новых погостов и постройки храмов. Первым на Вятке был основан в 1580 г. преп. Трифоном Вятским Хлыновский Успенский монастырь. Его иноки стали инициаторами или помощниками в создании 4 обителей в Слободском уезде. Чуть позднее монастыри формируются в Котельничском и Орловском уездах; только в Шестаковском уезде они так и не появились.

Истобенский Троицкий монастырь стал первой обителью в Орловском уезде. Он располагался на р. Вятке в Истобенской волости (ныне Оричевский район Кировской области). Его истории посвящено несколько статей, которые имеют краткий справочный характер и описывают преимущественно историю обители в XVIII в. Комплексного же исследования раннего периода в истории монастыря на сегодняшний день не существует [1].

Точное время основания Истобенского монастыря не известно. Первое упоминание о нем относится к переписи А. Толочанова 1629 г.: «Да подле Истобново ж погосту монастырь Живоначальные Троицы стал вново, а на монастыре церковь теплая с трапезою во имя Живоначальные Троицы да предел Введенье Пречистые Богородицы, а в церкве образы и книги и колокола строенье монастырское, а на монастыре две кельи, а живут в них черные старцы, да около монастыря живут на монастырской земле монастырские бобыли, а дают они оброку в монастырь на церковное строенье» [2]. Опираясь на эти сведения, исследователи обычно дают широкие хронологические рамки его основания – с 1595 по 1629 г. [3].
Однако документы позволяют определить более точное время возникновения обители. В начале XVIII в. в Истобенском монастыре хранилась грамота патр. Филарета от 25 февраля 1624 г., данная по челобитью церковного старосты Истобенской волости «Федки Иванова сына Устюжанина», которая сообщала о постройке на месте будущего монастыря храма: «Обещались де они на Вятке на старом Городише ниже посаду над рекою над Вяткою воздвигнуть храм во имя Пресвятей и Живоначальные Троицы да в пределе Введение Пресвятые Богородицы и как бы их благословити и велети б им на тот храм и на предел лес ронить и давать антиминс». Патриарх разрешил построить храм с условием, чтобы был «предел церкви олтар особно», а по построении дать антиминсы и освятить церковь священнику с диаконом [4]. В следующем «…134 году (1625/26) на Вятке воевода Петр Мансуров дал к церкви Троицы Живоначальные да Введению Пресвятые Богородицы в Истобенской волости, у речки Сингиревы дикое раменье черной лес под пашню на полчети выти, а в книги тое земли дачи своей не написал не ведомо почему» [5]. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что монастырь был воздвигнут с 1625 по 1629 г. А фраза из грамоты 1670 г., что в 1629 г. писец «Афонасей Толочанов… тое де церковь в Истобенской волости написал монастырем», свидетельствует о том, что, по-видимому, именно с этого года он официально стал считаться монастырем.

Инициатива в постройке храма, ставшего вскоре монастырем, принадлежала местному сообществу. Это было характерной чертой первых вятских монастырей и отличало их от многих монастырей Перми Великой, где главная инициатива в создании обителей принадлежала обычно крупным купцам и предпринимателям, в частности Строгановым. Примечательно, что в г. Орлове – уездном центре – монастырь появится спустя 70 лет, причем по инициативе вятского архиерея и келаря Успенского Трифонова монастыря Илии (Семакина), а не горожан.

Как была организована внутренняя жизнь обители? Монастырь был основан, по-видимому, как общежительный. По крайней мере, таковым можно считать его на основании приходно-расходных книг рубежа XVII–XVIII вв., когда братии жалование, включая настоятеля, не выдавалось, а все необходимое, в том числе пища и одежда, приобреталось монастырем. Именно общежительный устав был введен в первой вятской обители и оттуда распространился по Вятскому краю.

Главенствующую роль в управлении обителью играл настоятель. От него во многом зависел и духовный настрой братии, и материальное обеспечение монашествующих. Первым известным настоятелем является черный поп «Ефремище Васильев сын Попов», упомянутый в писцовой книге 1646 г. Его именование в усилительной форме (Ефремище) необычно и в то время использовалось крайне редко. В переписных книгах имена крестьян и посадских представлены в уменьшительной форме – Ивашко, Петрушка и т. п. Духовенство именовалось в обычной форме – Петр, Павел. Хотя он не именуется строителем (настоятелем в чине иеромонаха), но сама форма его именования подчеркивает его особый статус. Кроме того, в нарушение монастырских правил он жил в монастыре вместе со своими родственниками – «со внучаты з Гришкою да с Микиткою Власьевыми детми Губина, Гришка 8 лет, Микитка 6 лет». Поскольку он является иеромонахом, из этого можно заключить, что до пострига он был, скорее всего, священником, в браке имел дочь, которая с мужем Власием Губиным рано скончалась, оставив на поруки отца-монаха своих детей [6]. В истории монастыря он известен тем, что в 7156 г. (1647/48) по его прошению воевода закрепил за обителью переданные ранее приходской Троицкой церкви земли в оклад [7].

В 1666 г. упоминается настоятелем строитель черный поп Моисей. В своей челобитной он просил вятского воеводу Г. А. Козловского передать монастырю Пищальское раменье, что и было сделано [8]. В 1678 г. настоятелем был черной поп Тихон (Кочкин) [9]. В 1680 г. встречается строитель Никита [10], в 7204 г. (1695/96) настоятелем был строитель иером. Киприан [11]. В 1703 г. в начале года упоминается строитель иерод. Исайя [12], а в конце года – строитель иером. Ияков [13]. Вероятно, это упомянутый в Синодике Истобенского монастыря 1716–1721 гг. строитель Иаков (Изергин) [14]. В 1705 г. по сведениям Строева монастырем управлял строитель Киприан, возможно, ранее упоминавшийся [15]. «Бывший строитель Киприан» встречается и в Синодике Истобенского монастыря [16]. В переписной книге 1710 г. во главе монастыря мы впервые видим настоятеля Иосифа в сане игумена [17]. По монастырскому синодику известна его фамилия – Изергин, а также имена его родственников (иером. Павел, Тит, Терентий, Улита, Савва, Наталия, Агафия, Ульяния, Максим, Евдокия, Иоанн, схимница Христина, Марк, Лука, Иаков, иерей Иоанн, Соломония, Стефанида, Евдокия, Андрей, младенец Петр, Васса и др.). К моменту записи в Синодик (1716–1721 гг.) он уже скончался [18].

Следующим за ним был записан род игумена Истобенского монастыря Арсения (Протасьевых), еще здравствующего в то время (с поминовением схимника Моисея, иерея Лаврентия, схимницы Ираиды, Иосифа, Павла, Иакова, Марии, Евдокии и др.) [19]. Возможно, что речь идет о бывшем иером. Арсении (в миру – Артемий Михайлович Протасьев), казначее Успенского Трифонова монастыря. О последнем известно, что он родился ок. 1659 г., был священником Архангельской церкви с. Кстининского Березовского стана Хлыновского уезда. Принял постриг в Успенском Трифоновом монастыре. В 1721 г. упоминается в качестве казначея Трифонова монастыря, но в 1722 г. им уже не являлся [20]. Однако в описи 1724 г. он назван иеромонахом, а не игуменом, что дает основание усомниться в этом предположении.

Поскольку в монастыре был один иеромонах или иеродиакон, необходимы были духовенство и причт для служения. Так, в 1646 г. помимо настоятеля в монастыре служащих монахов не было, поэтому их функции выполняли белое духовенство и причетники: «(во дворе) диячек Павлик Степанов сын Савин з детми с Фомкою да з Гаврилком да с Конашкою, Фомка 10 лет, Гаврилко 7 лет, Конашка 2 лет, (во дворе) пономарь Петрушка Федоров сын Устюжанин с сыном Герасимком, Герасимко 4 лет, да з братом Елфимком, Елфимко женат (во дворе), трапезник Олешка Иванов сын Устюжанин с сыном Сидорком, Сидорко 5 лет» [21].

В 1678 г. за монастырской оградой жил пономарь Андрюшка Веснин, трапезник Стенка Толстиков с братьями. Дьячек «Юдка Долгушев» жил в с. Истобенском. Отдельный причт был в Пищальской вотчине, где монастырем была построена церковь во имя Зосимы и Савватия Соловецких Чудотворцев. Там служили поп Иаков Поторочинов, дьячек Данилко Бехтерев, пономарь Артюшка Веснин [22].

В 1702–1703 гг. настоятелем упоминается строитель иерод. Исайя. Как иеродиакон он не мог служить без священника. Поэтому ему помогал в служении священник, вероятно, вдовец, готовившийся принять постриг [23]. Белый священник, если таковой был, жил в монастыре вместе с братией, причт проживал в монастырской слободке, за монастырской оградой.

Главным помощником настоятеля был казначей. Поскольку братия была преимущественно крестьянская, то казначеи были, видимо, неграмотны. Об этом косвенно свидетельствуют приходно-расходные книги: так, в 7204 г. (1695/96) вместо казначея монаха Авраамия расписался строитель иером. Киприан [24]. В 1703 г. вместо казначея Дорофея сначала расписался «Ивашко Филимонов», а затем «руку приложил» строитель иерод. Исайя [25]. Хотя это могло быть следствием слабости здоровья или отъезда казначея.

Что же касается численности братии, на протяжении всей истории она была небольшой. В 1629 г. в переписной книге указывалось, что в обители только две кельи, которые предназначались, вероятно, для двух-трех монахов [26]. К 1646 г. в трех кельях проживали три старца, при этом три кельи оставались пустыми. Последнее говорит о том, что в недавнем прошлом было не менее 6 монахов [27]. Однако численность, вероятно, продолжала сокращаться. 30 августа 1661 г. вятский воевода С. Хитрово писал царю, что «у тое церкви монастыря и братьи нет никого» [28]. Тем не менее после фактического исчезновения братия начинает расти. В 1703 г. в монастыре проживало 19 человек братии и священник [29], в 1710 г. – игумен и 20 монахов [30], в 1724 г. – 19 человек братии.

Социальный портрет монашествующих Истобенского монастыря дает опись 1724 г., когда обитель уже была приписана к Орловскому монастырю. Перед закрытием пустыни в братии было 19 человек, причем все они приняли постриг в родной обители. Время пребывания в монашестве составляло от 4 до 22 лет. Все это говорит о том, что переходы из монастыря в монастырь были здесь редким, если не исключительным явлениям. Хотя они и были возможны. В братии Спасо-Орловского монастыря был иеромонах, который, приняв постриг в Истобенской обители и прожив там год, перевелся в Орлов. Причиной перехода, повидимому, стала нехватка или отсутствие священников для служения в Спасском монастыре.

По сословному происхождению братия была в основном выходцами из крестьянства (15 человек), один человек был из духовенства, один из посадских и два бывших бобыля. Местными были чуть меньше половины (8 человек из Орловского уезда, почти все из Истобенской вол.). 9 монахов были из Хлыновского уезда, 1 из Котельничского и 1 из Нижегородского края – из вотчин Макарьевского Желтоводского монастыря.

Для богослужений был только один иеромонах, остальные были простыми монахами.

Иеромонах Лаврентий (в миру Леонтий Мошкин) до пострига был священником Покровской церкви Шалеговской вол. Истобенского стана. Он был самым молодым в братии (46 лет), при том что принял постриг в возрасте ок. 23 лет, вероятно, вследствие ранней смерти супруги. Он был вынужден служить постоянно, причем и за священника, и за диакона, которого в монастыре не было. Помощников для церковных и хозяйственных служб среди братии также не было по причине преклонного возраста. Только иеромонах имел возраст до 50 лет, у 2 возраст был 50–59 лет, 3 – 60–69 лет, 9 – 70–79 лет, 4 – 80–89 лет. Таким образом, более чем две трети монахов были 70 лет и старше [31]. Данная картина была характерна не только для вятских монастырей, но и для России в целом. В то время постриг являлся благочестивым обычаем перед смертью, поэтому уходили в монастырь обычно в глубокой старости. Только священники порой были вынуждены поступать раньше вследствие смерти супруги: по церковным правилам второй брак им не дозволялся, а права служить на приходе они лишались.

По сведениям Синодика начала XVIII в. среди братии было много схимников, принимавших схиму как высшую ступень монашества [32]. Однако это не может прямо свидетельствовать о высоком духовном уровне монастыря, поскольку в то время это также было благочестивой традицией, как и само принятие монашества в старости.

Приходно-расходные книги конца XVII – начала XVIII в. позволяют выявить наиболее значимые местные праздники для монастыря, когда собиралось основное подаяние для обители. Это престольные праздники Троицы и Введения во храм Богородицы, а также праздники в память свт. Николая чудотворца (Николы вешнего и Николы зимнего), в честь которого был наименован приходской храм в с. Истобенском [33]. Также в монастыре особо чтился преп. Трифон Вятский, иконы которого были в Троицком храме («преподобный отец Трифон, писан на красках… венцы золочены»), на паперти (на красках длиной пять четвертей [34]) и на Святых вратах [35].

Сохранилась опись обители, составленная в мае 1703 г., которая помогает представить внешнее устройство монастыря на рубеже столетий. В это время в монастыре был деревянный Троицкий храм с трапезой. В нем среди прочих икон выделялись два образа в честь Св. Троицы: первый в киоте с басмяным серебром [36] по полям золоченым, второй – медной литой вызолочен на киоте, оклад басмяный с 17 серебряными и позолоченными венцами. Иконостас был двухъярусным: в нижнем ярусе было 18 икон, в верхнем – 12 икон, посвященных церковным праздникам [37]. Внутреннее убранство было достаточно скромным: одежды напрестольные и на жертвенник были как из бархата, так и простой крашенины – крашенного льняного холста. Из облачений указаны только ветхие камчатые ризы и стихари. В церкви было только два деревянных подсвечника – «писаны на красках», железных и медных по бедности обители не было вовсе. Это же относится и к церковной утвари, которую обычно делали из серебра: потир, дискос, блюда и лжица были оловянными, а копие медным. Также оловянными были блюдо и чашка. Окна в церкви были слюдяными.

Что касается других монастырских построек, упомянутых в 1703 г., на входных Святых воротах вверху было 5 икон: Вседержитель, Богородица, Иоанн Предтеча, архангелы Михаил и Гавриил (по аналогии с деисусным рядом иконостаса), на другой стороне преп. Трифон Вятский, столпник Петр, Алексей человек Божий и еще один святой. Колокольня была построена по традиционному для того времени типу – «на четырех столбах», с 4 колоколами весом 5 пудов без четверти, 3 пуда, 24 фунта и 16 фунтов. Также в монастыре была часовня в честь Трех святителей.

Несмотря на скромность обстановки, в монастыре имелся необходимый набор богослужебных книг, за исключением напрестольного Евангелия, которое имело немалую стоимость. Монастырскую библиотеку составляли книги в десть: Евангелие толковое, Апостол, 3 Октоиха, Минея общая, Триодь постная и Триодь цветная нотная, Требник, 2 Пролога сентябрьские, Пролог полугодовой мартовский, 5 Миней месячных (с апреля по июль и сентябрь), Шестоднев. В полдесть: Минея месячная (ноябрь), Минея месячная (октябрь), 2 псалтири, Минея общая, 2 служебника, 2 Ирмолога знаменных, Праздники, Обиход церковной, Минея общая, Часовник со святцами, «Святцы книга… годовая с тропари и кандаки», 2 «кануника», Устав со святцами, тропарями и кондаками, Полуустав. Книги имели преимущественно богослужебный характер. Для повседневного чтения были только Минеи и Прологи и Толковое Евангелие.

Из 36 книг 24 указаны печатными, 7 рукописными, о 4 – не известно. Печатные книги были изданы в Москве, за исключением Толкового Евангелия, изданного в Киеве. Из книг две отмечены как вкладные: Часовник «новой печатной и со святцами печать московская прикладу Ивана Свешникова» и «Полуустав писчей приклад хлыновца попа Ивана (?)» [38].

Поддерживали монастырь вкладчики и благотворители. Так, в описании церковного имущества была икона Введения Пресвятой Богородицы со серебряными позолоченными венцами – вклад «Осипа Филипова сына Глухих». Образ Тихвинской иконы Божией Матери вложил в монастырь настоятель Успенского Трифонова монастыря архим. Александр. Деисусная икона была вложена Бажиным [39]. Более широкий круг благотворителей известен из монастырского Синодика 1716–1721 гг. (с более поздними добавлениями). Во-первых, это архимандриты Хлыновского Успенского монастыря (Александр, Парфений), Пыскорского Преображенского монастыря (Зосима, Пафнутий), Слободского Богоявленского монастыря (Никанор), игумен Спасо-Орловского монастыря Митрофан, священники кафедрального собора и иных храмов г. Хлынова, г. Котельнича, с. Истобенского, с. Шалегово, с. Горохово, с. Великорецкого, вятские воеводы, архиерейский подьячий, старцы вятских монастырей, жители Слободского, Орлова, с. Истобенского, Бахты, Пасегово. Из крупных купцов – купцы гостиной сотни Спиридон Лянгусов, Илья Гостев и Александр Шеин [40].

Опись позволяет представить некоторые бытовые аспекты жизни братии. 19 монашествующих и священник размещались в 6 кельях, примерно по 3–4 человека в келье. В монастыре была своя хлебня, где пек хлеб и просфоры хлебник Анисим. Из посуды в хлебне были 2 медные котла из красной меди весом по 4 фунта, медник объемом в ведро, железная сковорода, деревянных 20 ставцов и 50 ложек для братии. В казне хранилось 20 фунтов воска и 20 фунтов меда в туесе [41].

Церковь неизменно именовалась Троицкой с Введенским пределом на протяжении всего XVII в. – начала XVIII в. [42].Интересно и именование обители в это время. Если на протяжении XVII в. она устойчиво называется монастырем [43], то в документах 1702–1703 гг., 1716–1721 гг. именуется пустынью, хотя численность ее увеличилась за вторую половину XVII в. в 5–6 раз [44].

Существование монастыря напрямую зависело от его материального обеспечения. Важнейшим фактором его «выживаемости» было наличие земельных угодий. Еще до появления монастыря в 1625/26 г. воевода Петр Мансуров дал к приходской тогда еще Троицкой церкви «…у речки Сингиревы дикое раменье черной лес под пашню на полчети выти». В 1629 г. А. Толочанов, записав церковь монастырем, но «тое де земли к монастырю не написал». Поэтому в 1647/48 г. воевода Иван Ухтомский по челобитью монастырских властей «…поверстал тое земли в оклад за тем монастырем две выти с получетвериком, и оброк положил, и стрелецкие денги велел платить до нашего великого государя указу, покаместа о той земле указ будет, и на тое землю поселились наши великого государя крестьяне вятчаня ж розных городов и волостей, и то раменье росчистили и пашни роспахали немало» [45]. Крестьян в эти земли привлекали, в частности, «малые оброки по воеводским дачам».

Однако вскоре монастырь лишился своих крестьян и доходов. 30 августа 1661 г. вятский воевода Софрон Хитрово писал царю, что в Василий Отяев в писцовой книге 1646 г. записал за монастырем 30 крестьянских дворов, «…а в писцовых книгах те крестьяне, а у иных отцы их написаны в тягле за нами великим государем, а у тое церкви монастыря и братьи нет никого, а владеют тем местом и оброки к церкви с тех крестьян емлют тое ж Истобенской волости крестьяне истобенцы ж старосты церковные; да и после переписки Василья Отяева поселились на то раменье наши великого государя иные многие крестьяне, розных же уездов и волостей, по дачам тое церкви истобенцов же приходских людей, а называют монастырскими крестьяны, а иные крестьяне в тех же межах имали тое земли у воевод на малые участки из оброков». По указанию воеводы земли измерили и переписали дворы. За церковью оказалось 648 четвертей земли и 66 крестьянских дворов, которые в оклад не были положены. Царь в 1670 г. повелел вятским воеводам положить государственных крестьян переселить на черносошные земли и обложить их тяглом [46].

Тем не менее настоятель Моисей постарался получить для обители новые земли. По его челобитной 27 марта 1666 г. монастырь получил Пищальское раменье – «черный лес» для сенных покосов с бортными угодьями по обе стороны р. Холуницы. На юге межа проходила вниз по Черной речке «до сидячего болота до голых боров», а оттуда до Марадыково раменья. Монастырь просил эти угодья в оброк с льготой на один год. Раменье было дано, но на иных условиях: царь продлил льготу до 7 лет с марта 1666 до марта 1673 г., с условием к покосам и бортям «пашню распахать и дворные игуменские хоромы поставить и поля огородить». Когда льгота закончится, платить с пашни, покосов и бортных угодий в Хлыновскую съезжую избу оброк по 10 к. [47].

Монастырь выполнил свое условие. Спустя 10 лет здесь были расчищены не только места для пашни, но и образовался погост с храмом. В Переписной книге 1678 г. говорится: Истобенского монастыря «починок новоросчисной на Пищалском раменье, а на том раменье погост вново, а на погосте церковь во имя Зосимы и Саватия Соловецких Чудотворцов». Также у монастыря появилось два починка – на Марадыковском раменье, где жил один половник, и в Орловском уезде на Боровице, где жил половник с двумя сыновьями. Всего в монастыре насчитывалось 15 крестьянских дворов и 29 душ [48]. Для сравнения: по писцовым книгам 1646 г. относилось «к Троецкому монастырю 10 починков, а в них дворов 30, а людей в них 135 человек, починок пуст» [49]. Менее чем через 10 лет, в 1654 г., когда производилась генеральная дворовая перепись Караулова, за Троицким монастырем числились 42 двора и 45 душ [50].

Как жил монастырь на рубеже XVII–XVIII вв.? Доходы монастыря были невелики. Приходно-расходная книга конца XVII в., составленная казначеем монахом Авраамием, содержит следующие сведения. Доход поступал от трех основных статей: подаяние, свечные и медовые сборы составили 6 р. 94 к., вымолоченные (за помол зерна на монастырской мельнице) 45 к., оброчные с пашни 7 р., всего 14 р. 39 к. Сохранились книги и имена сборщиков – старцев Лукиана и Варфоломея, а также Родиона Загребина. Причем ходили собирать подаяние не только с иконой, но и «с пеленой».

Расходы были следующими: было заплачено с Марадыковского починка стрелецких денег, подымных и на мирские расходы 1 р. 30 к., отдано работникам за кошение сена 1 р. 30 к., куплено рыбы на братский обиход на 6 к., заплачено оброчных за рыбные ловли 30 к., куплено 10 кос за 50 к., выдано хлебнику за год 1,5 р., куплено 9 сошников за 1 р., холста-хряща для братии на 3 р., воска, вина и ладана на 4 р. 50 к., рогож, лаптей, ставцов [51] и горшков, упряжи на 53 к., отдано мирскому выборному старосте Пищального раменья 48 к. Общий расход составил 14 р. 47 к., превысив доход на 8 к. Товары покупали преимущественно на местном рынке, иногда выезжали в Котельнич и в Хлынов [52]. Манатейное сукно не покупалось, а монашеские одежды шились из хряща – самого грубого и толстого холста, который, возможно, даже не красился в темный цвет.

Также монастырь получал натурой хлеб от крестьян. С монастырских починков Багаевского и Хлыбовского в монастырские амбары в 1702 г. поступило 25 четв. ржи, 30 четв. овса и 4 четв. с осминой ячменя. Весь хлеб расходовался на братию, но получаемых доходов и хлеба не хватало. Поэтому настоятель иерод. Исайя писал: «а сверх того питаемся мирским подаянием милостынею» [53].

В приходно-расходной книге Истобенского монастыря за 1703 г. отмечалось, что хлеб сеется на Марадыковском починке и Пищальском раменье. Расход овса – братии, работникам и вкладчикам на квас, крупы и толокно, а также на корм скоту – 18 четвертей с осминой и четвериком, ячменя 1,5 четверти с четвериком, скотнику за работу выдано 5,5 четв. овса. Также 15 четв. овса ушло на братский обиход из мирского подаяния [54].

По описи 1703 г. в амбаре и житницах хранилось оставшиеся к маю 10 осмин ржаной муки и зерном: 60 осмин ржи и 50 осмин ярового, 10 осмин овса и ячменя, а также купленных 30 батман [55] соли. Из инструментов было 6 «дроворубных» топоров и 20 кос.

«Конюшенной и коровий дворец» представлял собой избу с клетью и подклетом. На конюшенном дворе было «деловых» коней 4 мерина и 2 кобылы «шерстью разны», 6 телят годовалых и полугодовых, 9 овец, 10 баранов. За ними присматривал живший там же наемный коровник Никита Овчинников. Также при монастыре жил вкладчик Григорий Искилдирев. Монастырь имел две прикладные пожни [56].

В первой четверти XVIII в. наблюдается значительный рост монастырских крестьянских дворов (см. таблицу). По официальным данным в 1678 г. у Истобенского монастыря было 15 дворов [57], в 1710 г. – 13 [58], в 1722 – 143. Не менее удивителен и рост числа ревизских душ: 29 в 1678 г., 222 в 1719 г. и 1176 в 1722 г. Едва ли это можно объяснить естественным приростом населения или сверхактивной социальной мобильностью. Причиной различия цифр стало, вероятно, то, что к монастырским крестьянам были приписаны половники – черносошные крестьяне, которые работали на монастырь, платя часть урожая. Но, возможно, что крестьяне действительно стали активно селиться в монастырских землях и записываться в монастырские крестьяне вследствие реформ Петра I, пытаясь найти в лице монастыря защиту. В этом отношении интересно замечание старожила, описывавшего жизнь монастыря в XVIII в.: «Пока был монастырь, народ в Истобенске валом валил: шли из Подрелья, бежали из-за Вятки, плелись из Шалегова, – все приписывались в монастырские, чтоб увильнуть от солдатчины и найти защиту от приказных. Народу прибывало, а селиться было некуда. Окружная земля принадлежала деревням; те истобенцев и не пускали на свои земли» [59].

Следует отметить, что помимо хлебопашества в жизни местного крестьянства большую роль играли промыслы, в частности рыболовство. О жизни Истобенска в XVIII в. сообщалось, что в то время «река (Вятка. – Е. К.) была многоводна, рыбы водилось в ней много и стерляди продавались нипочем…» [60].
О состоянии хозяйства накануне закрытия монастыря свидетельствует ведомость 1724 г. Монастырь собирал с монастырских крестьян 22 руб. в год, с бобылей Заоградной слободки – 1,5 руб., с монастырских двух деревень, которыми владели в Истобенском стане Талицкой церкви поп Симеон Юферев и крестьянин Андрей Крылов, – 2 р. 70 к. в год. Указанные деньги употреблялись на покупку воска, ладана, церковного вина и необходимые братские расходы «бес чего в том монастыре пробыть невозможно». Деньги расходовались полностью, «а бывает и недостает». Также с монастырских крестьян ежегодно собиралось ржи по 30 четв., овса на толокно по 15 четв., и с деревень в Истобенском стане ржи по 2 четв. с осминой и столько же овса.

В монастырских деревнях пахали «по вятскому обыкновению» половники из приполонного половинного хлеба. Так, в 1722 г. монастырь получил от половников ржи 30,5 четв., овса – 45 четв., ячменя – 4 четв. Указанный хлеб «употребляется в том монастыре настоятелю з братиею и с трудники в росход вес(ь) бес остатку, что в скудость; и до новаго году бывает про монастырский доход недостаток и за таким недостатком до новаго году пробавляетца от христолюбивых людей подаянием с великою нуждою» [61]. Таким образом, с 1702 г. наблюдается увеличение в два раза получаемого монастырем зерна с 60 до 127 четв., но и этого хлеба было недостаточно.

Также ежегодно собиралось по 380–400 копен сена, которое без остатка расходовалось монастырским лошадям и скоту.

На 19 человек братии приходилось 15 трудников, которые работали на монастырских службах. Жалования ни трудники, ни братия не получали, включая настоятеля. Но монастырь обеспечивал их питанием и одеждой. Уровень жизни был невысок. Питались они «с великою скудостию… За недостатком денги пробавляютца с великою нуждою, прося от христолюбивых людей» [62].

Таким образом, в монастыре работали три группы работников: монастырские трудники и служитель, работавшие за пищу и одежду, а также монастырские крестьяне и половники, которые за пользование монастырской землей платили натуральную и денежную ренту. Сеяли преимущественно овес и рожь, в меньшей степени ячмень. Овес шел как фураж, так и в пищу. На Вятке популярно было толокно, о чем свидетельствует и данный документ. Также указанные культуры давали неплохие урожаи в суровых северных условиях. Пшеницу для просфор не выращивали и не покупали. Поэтому пекли их, видимо, из тех культур, которые выращивались. Трехполье, по-видимому, использовалось наряду с подсекой, на что указывает присутствие в документе сведений о расчистке земли из-под леса [63].

Поступательное развитие монастырского хозяйства в первой четверти XVIII в. было прервано петровскими реформами. В 1722 г. царь инициировал ликвидацию небольших монастырей, в которых проживало не более 30 человек братии [64]. В указанную группу попали 6 вятских и 4 пермских мужских монастырей епархии. Так, Истобенский монастырь должен был присоединиться к Спасо-Орловскому, хотя последний не имел никаких земельных владений. Здесь, вероятно, сыграл свою роль административный фактор: Орлов являлся уездным центром, в то время как Истобенск – только волостным. Однако через 2 года после смерти Петра I, в 1727 г., когда начинается «откат» радикальных петровских реформ, Истобенский монастырь первым из вятских обителей вернул свою самостоятельность [65].

Что касается дальнейшей истории монастыря, в 1764 г. в результате секуляризации монастырь утратил свои земли, а в 1795 г. иноков перевели в затухавший Соликамский Вознесенский монастырь в пермских землях, который стал называться Соликамским Истобенским монастырем [66].

В истории Истобенского монастыря отразились основные тенденции развития русского монашества XVII–XVIII вв. Он создавался на волне колонизации Вятского края. Благодаря его усилиям были основаны поселения на Пищальском раменье (с. Пищалье), на Марадыковском раменье (д. Марадыково, Быстряги), у с. Монастырщина, на р. Сингиревке, на р. Боровице. Монастырь не имел ни крупных благотворителей, ни значительных вотчин, что ставило его в прямую зависимость от местного крестьянского населения, по инициативе которого он и был создан. Поэтому важен был духовный уровень обители. Реальная значимость монастыря оказалась сильнее политических реформ первой четверти XVIII в. Именно инициатива прихожан позволила на 70 лет восстановить самостоятельность обители и поддерживать ее существование в непростых исторических условиях.