Вахта без отдыха.
- Подробности
- Опубликовано 13.01.2023 21:09
Советская культура. № 101, 17 декабря 1974 г.
Энтузиасты культурного фронта.
Вахта без отдыха.
Вятка — река скромная, но с характером. Весной буйно разливается на километры, рушит крутояры, а летом усыхает, ласково жмется к песчаным берегам. Для речников такая река не подарок — мигом посадишь судно на мель.
В ста километрах от Кирова, вниз по Вятке, стоит знаменитое старинное село Истобенск. Чем знаменито? С незапамятных лет здесь живут лучшие огородники. И такие предприимчивые, что соленые огурцы держать научились зимой в бочках подо льдом. Весной те огурчики — с хрустом и укропным запахом — нарасхват.
А гармонь вятская? Многие о ней слыхали, но не все знают, что пошла она из Истобенска.
О привольных вятских лугах не зря сказано: на них здешние крестьяне вывели некрупную. неприхотливую, но удойную породу коров и назвали по имени села истобенской.
Всего этого селу хватило, чтобы стать знаменитым. Но не сказано, пожалуй, главное: о здешних водоливах, лоцманах и капитанах. Река у Истобенска коварная: перекаты, мели, воронки. И по ней издавна сплавляли на барках изделия вятских чугунолитейных и железоделательных заводов. Груз тяжелый, того я гляди, сядет баржа на мель. Уж лучше местного истобенского мужика нанять — он-то проведет. Тах и становились лоцманами, а потом и капитанами бывшие крестьяне. Освоили они Вятку, подались на Северную Двину, на Каму и Волгу. До Амура дошли за те четыре века, что существует село.
Известный советский художник, академик А. А. Рылов, истобянин по рождению, писал в своих «Воспоминаниях»: «Если бы я с первых дней не попал в Вятку, а застрял в этом селе, из меня, наверное, тоже вышел бы капитан или лоцман».
Рассказывает мне об этом Василий Георгиевич Пленков. Он тоже коренной истобянин. Как многие здешние крестьяне, мог стать капитаном или как его земляки Данило Нелюбин или Иван Крысов, гармонным мастером или кузнецом, как Кирилл Тулакин. Жили эти его земляки кто сто, кто полтораста лет тому назад, друг друга не знали и знать не могли. А почерк у них был один — истобенский. Проходили десятилетия, и стали забывать тех знаменитых людей даже односельчане. И забылись бы великие умельцы, если бы однажды их земляк Василий Пленков не задался целью все узнать о редком селе и его людях.
В 1946 году Василий Пленков пришел первый раз на краеведческий «вторник» в кировский музей и получил задание рассказать о крестьянском позте-самородке, уроженце ИстобенскоЙ волости Зыкове.
Сегодня на полках личного архива Пленкова около тысячи папок с документами о земляках-вятичах. Да еще две сотни тематических папок по самым различным вопросам: о городе Кирове, празднующем нынче свое 600-летие, о старейшей областной библиотеке им. Герцена, о Вятском речном пароходстве, о соединении реки Вятки с Северной Двиной, о местных говорах... В каталожных ящиках более 70 тысяч карточек с огромным числом ценнейших библиографических справок.
Как все это смог сделать один человек?
Всю жизнь Василий Пленков работал. 26 лет он был «при масле»: молочная артель есть в Истобенске. В выборе этой работы ничего странного, и ничуть Пленков «не выломался» из истобенских — помните о единственной в Кировской области местной истобенской породе коров. Разъезды, командировки, учеба — вот что такое эта работа. Когда уж тут заниматься краеведческим делом, кропотливым, требующим много времени!
Но Пленков извлекал пользу даже из этих трудностей. К примеру, послали его учиться в Москву, полностью оторвали на два года от родных мест, а он стал выискивать в столичных библиотеках сведения о родном селе.
Почему Василий Пленков занялся краеведением?
Этот вопрос не показался ему странным.
— Я расскажу об одном случае,— начал он.— очевидцем которого стал на вокзале в Москве в 1929 году. Бегает по перрону молодая взолнованная женщина и спрашивает, нет ли кого нз Вятки.
— Я, — отвечаю, - вятский.
Она ко мне. Оказывается, заканчивает педагогический институт, направляют в Вятку, в поселок Мураши. С волнением говорит:
— Там, я слышала, днем по улицам волки бегают. Что мне делать?
Зло меня взяло, я не очень ласково отвечаю:
— Представьте железную дорогу, по которой паровозы снуют, локомотивное депо рядом, железнодорожная станция — это как раз и есть Мураши. Вот и судите, каково там волкам...
Грустно и смешно. В самом деле, сколько нелепицы о вятской земле, о вятском мужике было наговорено! И несообразителен он, и неуклюж, и говорит коряво, все невпопад. Обидно было это слышать, и решил я доказать, что был вятский крестьянин и смышлен, и ловок.
Начал Пленков копаться в архивах, читать старые книжки, дабы доказать, что не на голом месте стали создавать нынешние мастера свою умную продукцию. Ведь еще в конце прошлого века уроженец села Роговское Слободского уезда Николай Долгов сделал лучший в России и более совершенный, чем иностранные, вагон-путеизмеритель.
Выступая перед кировскими шинниками, Пленков обязателыно упоминает о том, что в 1752 году вятский крестьянин-самоучка Леонтий Шамшуренков удивил ничему не удивлявшихся петербуржцев «самобеглой коляской» — прообразом нынешнего автомобиля.
Из-за своей бедности умельцы иной раз сознательно «изобретали велосипед»: невозможно было иупить увиденную у богача фабричную машину, поэтому делали ее сами. И она работала, помогала в хозяйстве. Да, наверное, не это было главное. Суть в том, что неграмотиый крестьянин своим умом постигал считавшееся недоступным и тем поражал окружающих. Возьмите деревянные карманные часы вятских мастеров Бронниковых. Любой музей считает за честь иметь их в своей коллекции.
Крестьянин починка Решетниковсхого Афанасий Григорьевич Решетников, увидев новую машину, говорил: «Сам сделай». Он сделал швейную машину, станок для резки бумага на узкие полоски. Станок стоил з пять раз меньше заграничного, за него Решетников на Казанской промышленной выставке в 1890 году подучил серебряную медаль. А через некоторое время хозяин спичечкой фабрики захотел иметь машину для производства спичечной соломки, потом еще одну для набора спичек в пачки и укладки спичек в коробки. От хозяина требовалось только одно — показать умельцу подобную машину в натуре, а остальное уже дело Решетникова: «Сам сделаю!»
Об этом я прочитал в книге Пленкова «Вятские умельцы». В небольшом сборнике очерков рассказано о двух десятках нзобретателей-самородков.
Мне казалось, что краеведу идти по следам прошлого легко и просто — нужны лишь усидчивость, терпение и совсем не обязательны смелость и мужество.
1952 год. В редакции областной газеты один из журналистов мимоходом роняет фразу, что будто бы К. Э. Циолковский жил в Вятке. У большинства присутствующих слова эти вызвали лишь усмешку — какому городу не хочется приобщиться к великому имени! А у Пленкова те слова разбудили вполне естественное желание доказать или опровергнуть сказанное.
Он идет в областной архив, заводит переписку с библиотеками Москвы и Ленинграда, пишет в Калугу, поднимает «Вятские губернские ведомости», «Историю вятской гимназии».
В октябре 1953 года в областной молодежной газете появляется небольшая заметка: «К. Э. Циолковский в Вятке». Она была неожиданностью не только для кировчан, но и для сотрудников Дома-музея Циолковского в Калуге.
Открытие Пленкова помогло стереть, по существу, последнее белое пятно в биографии ученого. Ведь благодаря изысканиям Пленнова мы теперь знаем, что двенадцати лет Костя Циолковский стал гимназистом и три года учился в вятской гимназии, тогда как биографы ученого вообще отрицали даже начатки систематического образования у К. Э. Циолковского. Документы, обнаруженные Пленковым в областном архиве, не только убеждают в обратном, но и рассказывают, как он учился. Да, девяти лет мальчик потерял слух, это сказалось на его детстве, на формировании характера, но и в двенадцать лет он оставался ребенком любознательным, шаловливым. В штрафной книге вятской гимназии за 1871 — 1872 годы записано: «25 августа учении 2 класса Циолковский за шалость во время перемены наказам часовым арестом».
Есть у Пленкова книга, в которой гости записывают добрые слова в адрес краеведа, пожелания, советы. «Встречаются» в этой книге земляки, которые не видят друг друга десятилетними. Они поразъехались по стране, стали известными людьми. Вот только вятские места, где родились или воспитывались, стали с годами забываться. В такой момент появляется «на сцене» Василий Георгиевич: поздравит с вышедшей книгой, порадуется выставке, похвалит за очередную фотоработу, попросит (на правах земляка) что-то для своего архива, для той персональной папки, о которой человек и не знает вовсе.
Скольких «приучил» к Вятке таким образом Василий Пленков! Не без его влияния узнали дорогу в Киров писатели Василий Субботин, Григорий Боровиков, Юрий Лаптев, Леонид Хаустов, Леонид Рахманов.
«Перепечатал по вашей просьбе отрывок из своих воспоминаний о вятском периодо жизни. Он оказался очень кратким, но в нем есть та сущая правда, которая осталась в моей памяти, и то, что я берегу, чем дорожу я сохраню до конца жизни.
...Если представится возможность, то с удовольствием навещу вас. Интересно, остался ли дом Зоновых? Если да, то я хотел бы иметь снимок. Жили мы тогда на втором этаже. Жду вашего письма».
Так писал в январе 1960 года Пленкову народный художник СССР, член-корреспондент Академия художеств Н. Н. Жуков.
А этому предшествовало письмо Пленкова Николаю Николаевичу с просьбой рассказать о детских годах, проведенных о Вятке, назвать дом, где жила семья, знакомых того периода.
С этого началась переписка большого художника и «въедливого» краеведа.
А Пленков, не дожидаясь приезда художника, уже искал дом, где жила семья судебного следователя Николая Жукова.
В 1964 году Николай Николаевич приехал в Киров, присутствовал на открытии своей персональной выставки, а на следующее утро сбежал в тесную комнатку Пленкова. Потом два пожилых человека, больше похожих в тот момент на детей, пошли искать дом Коли Жукова.
И ничего не могли найти.
Потом в письме из Москвы Жуков успокаивал Планкова и уверял, что при настойчивости, присущей Василию Георгиевичу, дом непременно будет найден, а если нет, то расстраиваться не следует, суть не в этом.
Но ошибся Жуков — нашел Пленков дом его детства, и место, где шумел в былые годы тенистый сад.
Они виделись один раз, небогата их переписка, но как сумел художник определить суть пленковских исканий: труд, подобный пожизненной вахте без отдыха!
...Как только Вятка сбросит ледяной панцирь и ее гладь огласят гудки пароходов, Василий Георгиевич начинает собираться в путь. Он едет по «бархатному» речному пути в Истобенск. И после поездки заветная папка по истории родного села и людей, в нем рожденных, пополняется новыми материалами.
В прошлый приезд осуществилась его давняя мечта — создан здесь музей истории села. Нынче Василий Георгиевич повез туда документы, фотографии. Повез домой, в Истобенск.
В. ИВАНОВ.
КИРОВ